Федерико Гарсиа Лорка

Лекции и выступления

"   Эти черные звуки - тайна, корни, вросшие в топь,  про  которую  все  мы знаем, о которой ничего не ведаем, но из которой приходит к  нам  главное  в  искусстве.  Испанец,  певец  из  народа  говорит  о  черных   звуках   -   и перекликается  с  Гете,  определившим  дуэнде  применительно   к   Паганини: "Таинственная сила, которую все чувствуют и ни один философ не объяснит".    
  Итак, дуэнде - это мощь, а не труд, битва,  а  не  мысль.  Помню,  один  старый гитарист говорил: "Дуэнде не в горле, это приходит изнутри, от  самых подошв". Значит, дело не в таланте,  а  в  сопричастности,  в  крови,  иными словами - в древнейшей культуре, в даре творчества.      Короче, таинственная эта сила, "которую все чувствуют и ни один философ не объяснит", - дух земли, тот самый, что  завладел  сердцем  Ницше,  тщетно искавшим его на мосту Риальто и в музыке Визе и не  нашедшим,  ибо  дух,  за которым он гнался, прямо с эллинских таинств отлетел к плясуньям-гадитанкам, а после взмыл дионисийским воплем в сигирийе Сильверио.      Пожалуйста,  не  путайте  дуэнде  с  теологическим  бесом  сомненья,  в  которого Лютер в вакхическом порыве запустил нюрнбергской  чернильницей;  не  путайте его с католическим  дьяволом,  бестолковым  пакостником,  который  в  собачьем облике пробирается в монастыри; не путайте и с говорящей обезьяной,  которую сервантесовский шарлатан затащил из андалузских джунглей  в  комедию  ревности.       
О нет! Наш сумрачный и чуткий дуэнде иной породы, в нем соль  и  мрамор  радостного демона, того, что возмущенно вцепился в руки Сократа,  протянутые  к цикуте. И он родня другому, горькому и  крохотному,  как  миндаль,  демону  Декарта, сбегавшему от линий и окружностей на  пристань  к  песням  туманных  мореходов.       Каждый человек, каждый художник (будь то Ницше  или  Сезанн)  одолевает  новую ступеньку совершенства в единоборстве с дуэнде. Не с ангелом, как  нас  учили, и не с музой, а с дуэнде. Различие касается самой сути творчества.       Ангел ведет  и  одаряет,  как  Сан-Рафаэль,  хранит  и  заслоняет,  как  Сан-Мигель, и предвещает, как Сан-Габриэль.       Ангел  озаряет,  но  сам  он  высоко  над  человеком,  он  осеняет  его  благодатью, и человек, не зная мучительных усилий, творит,  любит,  танцует.  Ангел, выросший на пути в Дамаск и проникший в  щель  ассизского  балкона  и  шедший по пятам за Генрихом Сузо, повелевает, - и  тщетно  противиться,  ибо  его стальные крылья вздымают ветер призвания.   
    Муза диктует, а случается, и  нашептывает.  Но  редко  -  она  уже  так  далеко, что до нас не дозваться. Дважды я сам ее видел, и такой  изнемогшей,  что пришлось ей вставить мраморное  сердце.  Поэт,  вверенный  музе,  слышит  звуки и не знает, откуда они, а это муза, которая питает  его,  но  может  и  употребить в пищу. Так  было  с  Аполлинером  -  великого  поэта  растерзала  грозная муза, запечатленная рядом с ним кистью блаженного Руссо. Муза  ценит  рассудок, колонны и коварный привкус лавров, а рассудок часто  враг  поэзии,  потому что любит обезьянничать и заводит  на  предательский  пьедестал,  где  поэт забывает, что на него могут  наброситься  вдруг  муравьи  или  свалится  ядовитая нечисть, перед которой все музы, что гнездятся в моноклях и розовом  лаке салонных теплиц, бессильны.    
   Ангел и муза нисходят. Ангел дарует свет, муза - склад  (у  нее  учился  Гесиод). Золотой лист или складку туники в лавровой своей рощице поэт  берет  за образец. А с дуэнде иначе: его надо будить самому, в тайниках  крови.  Но  прежде - отстранить ангела, отшвырнуть музу и не трепетать  перед  фиалковой  поэзией восемнадцатого века и монументом телескопа, где за стеклами дышит на  ладан истощенная правилами муза.       
Только с дуэнде бьются по-настоящему.       
( Read more... )

Полностью
Спасибо evju

(no subject)

Я человек спокойный, но спам забодал. Включаю капчу для не-френдов. Если кто-то собирается комментить, а при этом мы не зафренжены, напишите тут.